«Бескровный» распад СССР на самом деле стоил жизни сотням тысяч его граждан. И это – только подсчитанные (насколько это вообще можно было сделать) потери. Если же к ним приплюсовать утраты косвенные, которые поддаются учету гораздо труднее, то крушение Советского Союза обернулось гибелью миллионов его граждан. Крупнейшая геополитическая катастрофа XX века, таким образом, стала и одной из крупнейших катастроф гуманитарных.
Такие невеселые данные привел накануне Нового года журнал «Эксперт», отметив при этом, что в самом нашем обществе до сих пор не сложилось сколько-нибудь близкой к консенсусу оценки человеческих потерь, вызванных крушением 20 лет назад великой державы. Наши доморощенные либералы (как, впрочем, и националисты из бывших республик СССР) ведь до сих пор продолжают уверять всех в том, что распад великой державы, который, дескать, был неизбежен, произошел на редкость «миролюбиво», почти без жертв. Да и основной массив (так сказать, мейнстрим) отечественной историографии придерживается, по сути, той же «почти бескровной» версии распада Советского Союза. А между тем это совсем не так. Крушение советского проекта, отмечает издание, обернулось тяжелейшими людскими потерями. И, к сожалению, за истекшие 20 лет это так и не стало фактом общественной памяти.
Сколько же людей пострадало в 90-е годы прошлого века? Сначала – о погибших в многочисленных вооруженных конфликтах, по сути, в гражданских войнах. А таких войн было много: Приднестровье, Карабах, Абхазия, Южная Осетия, Таджикистан, Чечня... «На обложке этого номера, – говорится в публикации, – мы написали: 300 000 жертв. Но это – неверная цифра: точных данных нет, это – всего лишь масштаб потерь. Оценки простираются в огромном диапазоне – примерно от 100 000 до 600 000 погибших».
При этом важно понимать, что даже если погибло не 600 000, а 100 000 человек, это все равно очень много: количество жертв нашей недавней истории сопоставимо с жертвами «обычной» гражданской войны. Конечно, Гражданская война 1918-1920 гг. в России стоит особняком, она была чрезвычайно кровопролитной. Но в других гражданских войнах, в частности, в США, Испании и в недавней войне в Югославии, число жертв было сопоставимо с «бескровным» распадом СССР. Вот данные о потерях в некоторых гражданских войнах в XIX-XX вв.:
Каковы прямые людские потери в результате «бескровного» развала СССР? Вряд ли точная и исчерпывающая информация о количестве жертв на сей счет когда-то появится, отмечает издание. Людские потери и число беженцев в позднесоветских и постсоветских вооруженных конфликтах демографы подсчитали; пример такого подсчета, сделанного Владимиром Мукомелем, приводится в таблице 2. Эти данные, по крайней мере, имеют понятную источниковую базу и могут быть верифицированы. Однако на любой такой подсчет приходится множество оговорок, касающихся его точности.
Источник: Владимир Мукомель. Демографические последствия этнических и региональных конфликтов в СНГ // Население и общество. Информационный бюллетень Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. № 27. Апрель 1997 г.
Итак, минимальное число людских потерь – сотня тысяч жизней. Но эта цифра явно неполная. Во-первых, отмечает издание, во многих конфликтах у сторон не было возможности вести точный учет потерь. Одно дело – осетино-ингушский конфликт, вооруженная фаза которого длилась меньше недели и была прекращена усилиями центральных властей России. Все события здесь были локализованы и по месту, и по времени, имелась нейтральная сила, способная более или менее непредвзято установить факты (правда, мнение о непредвзятости российских властей разделяют далеко не все участники конфликта). И другое дело – конфликт в Нагорном Карабахе, в котором вооруженное противостояние длилось практически четыре года, превратившись после распада СССР в полномасштабную войну между Арменией и Азербайджаном. Оба государства явно не отличались эффективностью своих бюрократических структур, которые, по логике вещей, должны были вести учет потерь. Кроме регулярных частей (регулярность которых часто была относительной) в боях участвовали нерегулярные вооруженные группы; значит, рассчитывать на точность армейской статистики тоже не приходится. Многие азербайджанские солдаты остались на территории, контролирующейся их противником, – либо убитыми, либо пленными. Многие пленные были убиты: о Женевской конвенции в постсоветских войнах никто не вспоминал. Известны и описаны случаи массовой гибели мирных жителей, но едва ли в том кровавом хаосе возможно было документировать все потери среди гражданского населения с обеих сторон. Другой аналогичный пример – гражданская война в Таджикистане, продолжавшаяся, если считать от начала вооруженных столкновений и до подписания соглашения о примирении, пять лет и сочетавшая в себе свойства полномасштабной войны с традиционной резней.
Во-вторых, продолжает издание, и число жертв, и число беженцев были и остаются предметом политических манипуляций. Пример – заявления властей Чечни (как сепаратистских, так и лояльных) о 250 000 – 300 000 убитых в республике в ходе двух войн. Демограф Сергей Максудов пишет по этому поводу, что среднее соотношение убитых и раненых в ходе боевых действий – 1:3, т. е. если цифра 200 000 убитых, названная председателем парламента Чечни Дукувахой Абдурахмановым, верна, то убит или ранен должен быть каждый чеченец. Сам Максудов, основываясь на расчетах по косвенным данным, полагает, что жертвами дудаевского режима, двух войн в Чечне и терактов стали около 50 000 человек.
В-третьих, во многих случаях непонятно, где начинать отсчет, а где ставить точку. В подсчете Владимира Мукомеля данные о числе жертв чеченского конфликта даны только с 1994 года, но кровь лилась в республике и раньше. Несколько человек были убиты во время «чеченской революции», когда Верховный совет Чечено-Ингушетии был распущен и к власти пришел Джохар Дудаев. Затем начались вооруженные столкновения между сторонниками Дудаева и оппозицией. Наконец, в первые годы фактической независимости Чечни ее были вынуждены покинуть многие русские, столкнувшиеся с насилием вооруженных группировок, которые Дудаев не мог или не хотел сдерживать. Вероятно, подсчет прямых потерь русских жителей Чечни и вовсе уже невозможен. Учет преступлений в де-факто независимой республике не велся. Сергей Максудов считает, что от насилия со стороны соседей погибло от 4000 до 8000 русских, и отмечает, что между переписями 1989 и 2002 гг. численность русского населения Чечни сократилась с 300 000 до 20 000 человек.
Но если такие проблемы возникают с подсчетом прямых потерь, что уж говорить о потерях косвенных! А между тем они в разы превышают утраты, так сказать, учтенные.
Распад Советского Союза означал и распад элементарного государственного порядка, отмечает издание. Если число жертв политического насилия выясняют и публикуют, то с жертвами насилия неполитического все обстоит гораздо хуже. А ведь с конца 1980-х до начала 1990-х гг. в России число убийств, по некоторым оценкам, выросло в два раза (в крупных городах рост насильственных преступлений мог быть многократным), а с 1992 по 1997 гг. в стране было убито 169 000 человек.
По данным «Демоскоп-Weekly», к началу 2000-х в России смертность от внешних причин (т. е. не от болезней, а от убийств, самоубийств, несчастных случаев) составляла свыше 200 смертей на 100 000 населения и 15% всей смертности. А в предыдущее десятилетие смертность от внешних причин дважды (в 1993-1996 и в 1999 гг.) превышала число смертей от рака. Среди смертности от внешних причин первое место – до четверти всех случаев у мужчин! – в 1990-е занимали самоубийства. По данным Всемирной организации здравоохранения, в середине 1990-х первые пять мест по числу самоубийств на 100 000 населения занимали постсоветские страны: Литва, Россия, Латвия, Эстония и Казахстан.
Общая смертность с 1989 по 1994 гг. выросла с 10 до 16 случаев на 1000 населения в год. Такой рост считается беспрецедентным для мирного времени. По мнению профессора Российской экономической школы Владимира Попова, этот скачок смертности объясняется массовым стрессом, пережитым людьми на историческом переломе. Смертность резко выросла на всем постсоветском пространстве и в странах бывшего соцлагеря. Существуют оценки, согласно которым этот всплеск унес жизни в общей сложности 3-3,5 млн граждан бывшего Советского Союза.
Распад СССР породил не только вооруженные конфликты, а конфликты вели не только к прямым потерям. Экономический спад в республиках, переживших конфликты, оказался особенно велик. ВВП Таджикистана сократился на 65% по сравнению с уровнем 1990 года. Сопоставимый спад был в Грузии, где помимо конфликтов в Абхазии и Южной Осетии произошла гражданская война. Армения и Азербайджан потеряли больше половины своих экономик.
Эти потери означали не просто провал в бедность. Постсоветская экономическая катастрофа нанесла удар по самым высокотехнологичным промышленным отраслям. Армения потеряла свою электронную промышленность, ранее работавшую на советский ВПК; Азербайджан – нефтяное машиностроение, которое, по данным экспертов Российского института стратегических исследований, в советские времена обеспечивало до 80% потребностей всей нефтедобывающей промышленности СССР.
Крах промышленности означал и крах прежнего жизненного уклада для миллионов бывших советских граждан. По сути, новые независимые страны утратили тот «советский средний класс», который составлял либо большинство, либо значительную долю их населения до распада СССР. Этот класс читал книги и газеты, интересовался политикой, составил массовую базу перестройки, а потом – массовую базу национальных движений. От прежних привычек ему пришлось избавиться. Инженеры или переквалифицировались в крестьян, как это было в Армении (правительство догадалось быстро раздать землю в частные руки, не без оснований посчитав, что часть людей сама себя прокормит, после чего демографы зафиксировали отток населения в сельскую местность), или уехали на заработки.
Началась повальная эмиграция: люди бежали либо от войны, либо от безработицы. Азербайджан и Армению покинуло, по данным Арифа Юнусова, до четверти населения. Грузия потеряла до пятой части своих жителей, и впервые в своей этнической истории грузины образовали массовую диаспору. По данным демографа Жанны Зайончковской, миграция между странами СНГ в 1992 году составила 1,9 млн человек, а в 1994-м – 1,55 млн. За время между переписями 1989 и 2002 гг. одна Россия приняла 11 млн иммигрантов, подавляющее большинство которых составили выходцы из постсоветских стран.
Помимо тех, кто уехал насовсем, были и те, кто уезжал на заработки. К началу 2000-х гг. до 2 млн граждан Азербайджана постоянно находились за границей, переводя домой до $2,5 млрд в год (данные Арифа Юнусова). Это означало разорванные семьи и, как правило, работу на износ вдали от дома. Уезжали в основном люди трудоспособного возраста. Для их стран это означало старение населения, падение рождаемости, сокращение налогов при росте потребностей в социальном обеспечении. По оценке демографа Иосифа Арчвадзе, на каждого пенсионера в Грузии приходится 0,75 занятого. В России, где старение населения и перенапряжение пенсионной системы – одна из острых политических тем, этот показатель составляет 1,7.
Есть парадокс общественной памяти о трагедиях, которыми сопровождался распад СССР, резюмирует издание. Политически мотивированных версий – в избытке. А на том месте, где должно быть осмысление пережитой нами катастрофы, – большое белое пятно.